— Это не ликер! — шепотом выкрикнула ему в лицо Надежда, и Лапин увидел ее расширенные зрачки, из которых тугой струей в него ударил ужас, смешавшийся с адреналином. — Это не ликер, а синильная кислота. Мне он сам сказал. Он меня хотел убить, понимаете?! И я знаю, почему.
Лапин как-то сразу понял, что это не истерический бабий вздор и не залихватская ложь вконец завравшейся особы, что с Надей в самом деле чуть не стряслась страшная беда. Он еще не знал, насколько эта беда могла стать непоправимой, но то, что Надя только что выпуталась из серьезной передряги, уже не сомневался. Он решил, что сейчас она зарыдает, кинется ему на грудь, уткнется мокрым носом в галстук, обильно пачкая и сам галстук, и двухсотдолларовую белую сорочку потекшей тушью для ресниц и нестираемой губной помадой.
Почти угадал. После своей тирады она как-то странно то ли кашлянула, то ли поперхнулась и спрятала лицо в пушистый воротник своей шубы. Рыдания, которые ее настигли, мало походили на обычный женский плач. Скорее, на тяжкое дыхание и твердый кашель от сведенного судорогой горла. Так плачут те, кто привык прятать свои слезы. Лапин знал, он сам так кашлял однажды, но это было давно, и он тогда был не в костюме от Армани, а в испачканной Пашкиной кровью армейской разгрузке. Он не любил это вспоминать.
Иван невесело взглянул на Надежду, которая старалась победить новый приступ бьющих рыданий, и притянул ее к себе. Она послушно подалась ближе. Тогда он прижал широкой ладонью ее голову к своей груди и подумал: «Фиг с ней, рубашкой».
«Фольксвагена» бизнесмена Зубова рядом больше не было. На том месте, где только что стоял темно-синий седан, остался валяться насквозь пропитанный какой-то пахучей гадостью коврик и небольшая бутылка, в которую вряд ли наливали что-либо, пригодное для питья.
Мимо прорычал, набирая скорость, чей-то знакомый джип.
Свободной рукой Лапин вытащил из кармана мобильник и набрал номер Петраса Берзина.
Валерия Бурова стояла рядом с Михой и мрачно рассматривала корявую загогулину. На полированном, как черное зеркало, Михином крыле за время от начала рабочего дня до перерыва на обед возникла вот эта самая гнусная загогулина.
Лера хотела бы посмотреть в лицо подонку, который оцарапал ее машину. Не похоже, что кто-то просто не вписался, протискиваясь на освободившееся место. В этом месте задеть крыло мог только джип такого же роста, и то если будет пробираться впритирку. А когда она оставила свой «мерседес» утром на стоянке, никакого родственного джипа рядом не было, как нет и сейчас. Да и вид царапины сомнений не вызывал.
«Сволочи, — подумала Лера, — сволочи безлошадные. Ничего, мальчик мой, вечерком мы твою носяру полирнем, следа не останется. Обидно, понимаю, но тут уж ничего не поделаешь, таков мир».
Она уже собралась вернуться в тепло офиса и заесть обиду бутербродом, но тут на нее налетел ненормальный и потребовал: «Мотор заводи. Заводи, не тупи. Я свои ключи в куртке оставил»
Ненормальным оказался лысый Лапин, президент холдинга. Ни больше, ни меньше. Вид расхлюстанный, глаза злые. Действительно, куртки на нем нет, выбежал в костюме, и галстук съехал набок.
Валерия хмыкнула, распахнула водительскую дверь. Пока устраивалась, Лапин уже взгромоздился на соседнее кресло.
— Внуково? Домодедово? — невозмутимо поинтересовалась Лера, поворачивая ключ зажигания.
— Гони вон за тем синим «Фольксвагом».
Валерия скривила губы, но требование большого босса выполнила.
Синий «Фольксваген» ехал не очень быстро, позволяя себе обгонять лишь троллейбусы. Валерия поинтересовалась:
— Скрытно ехать или по фигу? Извините, или все равно?
— По фигу, — проронил Лапин, из чего Валерия сделала вывод, что тот, кого он пытается выследить, приговорен.
«Фольксваген» между тем начал двигаться совсем уж еле-еле, а затем свернул в какой-то малозаметный переулок.
Лапин пробормотал ругательство.
Синий автомобиль остановился. Лера, сохраняя разумную дистанцию, остановила свой.
— Я все правильно делаю? — с едва уловимой иронией спросила она большого босса.
Большой босс иронию не расслышал, как и ее вопроса, и Бурова облегченно перевела дух. Неполезно над ним иронизировать, плохо, что она об этом забыла. Лера аккуратно скосила в его сторону глаз. Лапин сидел молча, о чем-то напряженно размышляя, а может, принимал решение.
Тем временем водительская дверь автомобиля, за которым они шпионили, распахнулась, и Валерия увидела выбравшегося на асфальт худосочного пижона средних лет в дорогой дубленке с мобильником возле уха. Пижон ей был незнаком. Сначала он коротко поговорил с кем-то по телефону. По крайней мере, Лера сделала такой вывод, потому что трубку он держал возле уха около минуты. Потом он общался с кем-то, сидящим внутри, через открытую дверь. Потом дверь он захлопнул и нажал на брелок, запирая замки и включая сигнализацию. А дальше Валерия что-то пропустила, отвлекшись на эсэмэску, пришедшую ей из банка.
Когда она вновь подняла скучающий взгляд поверх бампера синего авто, то зафиксировала лишь, как пижон дернул ручку водительской двери, как-то нервно ее дернул, и затем ломанулся внутрь. А буквально в следующую секунду на ледяную обочину дороги из правой двери вывалилась Надежда Михайловна Киреева с шапкой, съехавшей на бок, в растерзанной шубе, с кровоточащими костяшками фаланг на правой руке. Лицо Киреевой было не просто испуганным. Лера решила, что ей там, в «Фольксвагене», здорово досталось — такой ужас был написан у Киреевой на лице.