Баскетболист разжал губы и с трудом произнес:
— Федьку достать надо. Ты прав, Максимка. Достать и похоронить. Родители его как, живы?
— Не знаю. Не узнавал, — огрызнулся Макс, которого тоже ощутимо болезненно цапанули воспоминания, — ну, что, отдашь каракули? У меня времени почти не осталось, скорее решай. Если зажилишь, я снова отправлюсь на зону. Одна радость, что в нашем Редникине без этой мрази Костенко будет почище.
— Сколько тебе надо денег?
После паузы Макс ответил:
— Много. Сразу не отдам.
— А я и не прошу, чтобы ты мне что-то отдавал… сразу.
Игорь, морщась, свесился с кровати, залез в прикроватную тумбочку, пошарил в ящике и вытащил оттуда толстое портмоне. Портмоне сунул Стычкину.
— Мне трудно самому, башка болит. Возьми там авангардовскую кредитку. Пин-код запомнишь, не записывай. Если не хватит, досыплю еще, с другого счета.
— А сколько на этом? — по-деловому осведомился Бэтээр, запихивая карточку в свой бумажник.
— На этом двести тысяч.
— Рублей? — обиделся он.
— Евриков.
— Нормулек, — удовлетворенно произнес Стычкин, — а карта?
— Поправлюсь, вместе пойдем. Хотя, давай нарисую.
— Нет. Поправляйся. Припереть тебе жратвы какой-нибудь? Давай, я смотаюсь в маркет по-быстрому, а то мне домой хочется поскорее, долг этой гиене в клюв сунуть.
— Да постой ты, не пыли. У меня тут всего навалом из жратвы. Откуда у тебя проблема, лучше расскажи.
Бэтээр пожал плечами и рассказал. Как мыкался в поисках работы, а его никто нанимать не хотел. Он повар классный, только кому нужен работник общепита, окончивший такой колледж? Тогда он решился открыть собственную столовку, и это у него получилось. Он арендовал нежилое помещение в бывшей заводской медсанчасти, которая вплотную примыкала к территории механического завода, а вокруг и около завода вообще сплошная промзона, и покормиться в обед трудовому человеку просто негде. То есть, имеется, конечно, заводская столовка, но она внутри проходной и туда не попасть человеку, работающему по соседству на складе стройматериалов или на овощной базе, или в одной из фирмочек, которые квартируются в трехэтажном кирпичном здании бывшего ПТУ. Так что с нишей Макс Стычкин не прогадал, его столовая процветала. Он сам у плиты и разделочного стола стоял, а чуть позже еще повариху нанял, кассиршу, судомойку и приходящую уборщицу. Все путем было. Если бы не одна завистливая падла. И если бы не жилы-банкиры. Вот, собственно, и все. Макс развел руками, подводя итог рассказу.
Игорь покивал головой, соглашаясь насчет падлы и банкиров.
Бэтээр засобирался. Встал со стула, протянул ему широкую ладонь.
— Ну, мне пора, Гарик, — сказал он. — Я, как разберусь с делами, приеду, навещу. Ты давай тут не залеживайся. Дома по-любому лучше.
Лицо Игоря болезненно скривилось, и он плотно закрыл веки. Пальцы, худые, как у узника концлагеря, судорожно стиснули край одеяла.
Макс ругнулся про себя, сообразив, что сказал что-то не то. Как ему может быть лучше дома? Баскетболист теперь остался совсем один.
Стычкин снова уселся, уперев руки в колени. Пожевал губами. Спросил:
— А скажи мне, брателло, вытащил ты тогда что-нибудь из-под завала?
Баскетболист поднял веки, но на Максима так и не посмотрел. Уставился в потолок. Произнес без интонации:
— С десяток николаевских червонцев. Золотых.
— И много их там оставалось?
— Оставалось. План нарисовать?
Стычкин непонятно хмыкнул.
— Поправляйся. Вместе пошарим. Я вот что хотел… Ты Аньку Гусеву помнишь?
— Ну, — после паузы отозвался Игорь.
— Встретил я ее как-то недавно на улице, постояли, покалякали. Про тебя, урода московского, тоже вспоминали. Но недолго калякали, торопилась она. За сыном в спортивную школу.
— Надо же. Значит, замуж Аня вышла. Счастья ей.
— Ну, ты кретин. Чтобы родить, замуж выходить не обязательно. Она одна пацана растит. Задиристый такой пацанчик, нагленький.
— А сколько лет пацану? — вдруг заволновался Игорь.
— Ну как сколько? Одиннадцать.
Стычкин без улыбки смотрел на Игоря.
— Ты хочешь сказать. И она мне ничего не сказала?! И столько лет ничего не говорила?! А ты?!..
На последнем восклицании Баскетболист осекся.
Макс недобро усмехнулся и с растяжкой произнес:
— Так ведь, старик, это ведь ты уехал в столицу, а не она. А я вообще. сам знаешь, где парился. Да и с какой стати мне тебе что-то такое говорить? Только кретин не догадается, что его девчонка от него беременна. Так что, жалобу, брателло, пиши на себя.
Игорь с силой выдохнул. Потом нервно заговорил:
— Она всего один раз тогда пришла ко мне в больницу. Знаешь зачем? Чтобы сказать, что я жадный ублюдок. Что Федька погиб из-за меня. Она ведь знала, что мы спускались под землю. Я не стал перед ней оправдываться.
— Ну а зачем ты ей подробности-то рассказал? Ну спускались, ну мало ли что там могло на самом деле случиться? Зачем ты себя оговорил, придурок?
— Потому что я действительно считаю, что Федька погиб из-за меня! — почти выкрикнул Игорь. — Он же всегда меня слушался. Мне просто надо было ему сказать, что мы возвращаемся, и оттащить от этого проклятого сундука. И все, Максимка, и все! И он бы был сейчас с нами!
— Запомни, глупый, — зло проговорил Бэтээр, — Федька погиб потому, что его час настал, тебе понятно? Ни ты, ни кто другой в этом не виноват. Если бы тогда пробил твой час, то будь спокоен, камень бы не промазал.
— Ты еще что-нибудь про судьбу мне расскажи.
— Про судьбу не буду, потому что не верю. Но брать на себя лишнее не собираюсь и тебе не советую. Я пошел. Пока. Поправляйся, короче.